На раскаленной паутине - Страница 78

Сорвав решетку с крюка, она подошла к стене и запустила свое лассо вверх. Крюк оказался бумерангом, вернулся и едва не прошиб ей голову. Пришлось отойти подальше от стены. Новая попытка. Хорошо, что кабинет третьего этажа пустовал. Там не было света. Крюк выбил стекло, но зацепился.

Дальше началось новое восхождение под названием «муха по стеклу». Так девушка карабкалась босыми ногами по стене, перебирая поцарапанными руками веревку. Наконец ее ноги нырнули в вентиляционную трубу. Она скинула крюк с решетки и, учитывая опыт, взяла снаряжение с собой. В гараж тоже как-то придется спускаться. Одного не учла: головой вперед лезть удобнее, а развернуться или согнуться тут невозможно. Не подумала.

Тем не менее Лика торжествовала победу. Все хорошо! Как у того парня… Помните?

— Ерунда! — воскликнула она и скользнула в темную душную неизвестность.

3.

Что угодно готов был увидеть шеф криминальной милиции, но только не Журавлева в наручниках в своем кабинете.

— Решили доставить к вам, товарищ подполковник, пока начальника управления нет. Куда его?

— Оставь здесь, я сам его допрошу. Ждите за дверью.

Журавлева усадили на стул в центре кабинета, и конвой вышел.

Хорош сюрприз! Он даже не слышал, что Журавлева взяли. Елистратов знал, что этот парень из Москвы, по сути, делает за него всю работу, и тешил таким образом собственное самолюбие. Теперь ему казалось, будто с него содрали погоны. Журавлев по-своему воевал с мафией. Кто во что горазд. И вот он, тупик. А как же сам подполковник? Все еще ходит в наблюдателях? Болельщик-меланхолик. На парня смотреть страшно. Изможденный, мокрый, в ссадинах, небритый. Теперь он в лапах Духонина, а Елистратов смотрит за работой дворников, сунув руки в карманы.

Кем же он себя считал до сегодняшнего дня? Холуй в погонах, перестраховщик, гроза местной шпаны, оставляющей пустые бутылки на газонах.

— Вряд ли я смогу тебе помочь, Журавлев.

— А я в помощи не нуждаюсь. Зачем тебе хлеб у адвокатов отбирать?

— И что же, по-твоему, я могу сделать?

— О твоих возможностях я не знаю. Лично я собирался проникнуть в сейф господина Рубина, что находится у него за книгами в каюте «Орегона». Забрать конверт, очень похожий на тот, что ты мне однажды подарил, и передать его прокурору Емельянову. Что называется — программа минимум. Слабо, подполковник?

— Почему же Емельянов не даст ордер на обыск?

— А яхта принадлежит престижному клубу, а не лично Рубину, а против клуба у нас ничего нет.

— Я подумаю, что можно сделать. Я знаю, где искать еще один конверт…

Договорить он не успел. Дверь кабинета распахнулась, едва удержавшись на петлях. Вихрь внес в помещение разъяренного Духонина. Его багровая физиономия выражала торжество и злобу одновременно.

Он подошел к Журавлеву, как к невесте, которую от него всю жизнь скрывали под чадрой. Глянул ему в глаза и со всего маху врезал кулаком в лицо. Конвоиры дрогнули, Елистратов не шелохнулся.

— В камеру эту сволочь, и все его дела ко мне в кабинет! Отскакался, жеребец безрогий!

Замечания о рогах никто не оценил, но повалившегося на пол мужика подхватили под руки и поволокли к дверям.

— А ты, Елистратов, сейчас же сменишь свой кабинет на место дежурного по управлению. До девяти утра, до новой смены. Понял?

— Полчаса назад дежурство принял капитан Сухарев.

— Подменишь его. Сухарев мне нужен на оперативной работе. Выполняй! От него преступники не бегают.

Духонин решил привязать его к стулу и нейтрализовать таким образом. Значит, готовится какая-то серьезная акция. Ничего. Можно и до утра потерпеть. А потом уж…

Елистратов не знал, а Журавлев не успел ему сказать, что завершить дело надо к утру. До девяти. Но разве все упомнишь, когда голова идет кругом.

До первого этажа, где располагались камеры предварительного задержания, Журавлев дошел сам. Так, тряхнуло немного, и губу прикусил. Мелочи. Его загнали в самую дальнюю камеру в конце коридора. Дальше только стена. Правда, там уже сидел какой-то сморчок. Видать, тоже особо опасный. Метр с кепкой, и испуга в глазах больше, чем звезд на небе.

Все правильно. Карлуша Угрюмый страсть как боялся крупных мужчин. Да еще небритый и с разбитой губой. Кошмарный тип!

— Вот тебе приятель, Хорек. Теперь вам веселее будет. Молись, может, он тебя не съест сразу, а до утра припасет к чаю.

Конвоиры загоготали, и тяжелая дверь камеры захлопнулась. Трижды щелкнул замок.

Коротышка забился в дальний угол. О мебели здесь не позаботились. Дощатый настил с приступочкой — и все радости.

Журавлев растер запястье после наручников и сел на приступок.

— Кем же ты так напуган, приятель? — спросил он, сидя к Угрюмому спиной.

— Я… Я ничего не боюсь. Просто люблю одиночество. Привычка, понимаете ли.

— Значит, били тебя часто.

— Почему часто? Не очень… просто…

— Не дергайся. Меня твои проблемы не интересуют. А камера иногда приносит пользу. Спешить некуда, есть время подумать, осмыслить просчеты.

— Я четверть века из своей жизни осмысливаю просчеты. И все равно возвращаюсь сюда.

— Значит, что-то не додумал. Тугодум. Большой недостаток для твоей профессии.

— Что вы знаете о моей профессии?

— А я по рукам читать умею. Ясновидящий. Посиди еще немного и подумай.

— «Немного» — это лет пять. Я выйду в шестьдесят. Пенсионный возраст, а закрома пусты. Не состоял в профсоюзах и остался без пенсии.

— Тухлое дело. Как тебя зовут?