На раскаленной паутине - Страница 31

Тут все и прояснилось, когда Лика завопила не своим голосом.

— Ты же мне руку сломал, бегемот несчастный! — Сквозь гримасу боли промелькнула улыбка. Она его все же напугала и сумела преподать урок. — Радуешься, что голова осталось целой? Так это же случайность.

— Конечно. Будь бандит на моем месте — давно бы клевал рулевое колесо с выбитыми мозгами.

— Как ты здесь очутилась?

— Стреляли.

— Я серьезно!

— Так! А потому, что ты не очутился там, где мы договорились. Решил избавиться от меня? Не выйдет! Выкинь эту блажь из головы. Тоже мне колобок нашелся. Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел, от милиции, а от меня не уйдешь! Слишком самоуверенный. Тебе одному все не осилить. Времени — в обрез. А ты обычный стандартный сыскарь, а не Господь Бог. Врубился?

— А тебе, как я понимаю, жить надоело?

— Я ничего не бросаю на полпути. Если берусь за работу, то выполняю ее до конца.

— Конец может стать печальным.

— Тогда не вышвыривай меня за борт, как котенка. Я не умею плавать.

— Достоинством это не назовешь.

— Ты тоже не чемпион.

— Ладно, хватит пререкаться. Ты говорила, что умеешь водить машину. Мы должны отогнать Светлане ее «копейку».

— Вот и отгоняй, а я на этой поеду в качестве сопровождающего.

— Ладно, с этим еще можно согласиться. Что ты узнала у Метлицкого — Шелеста? Звонила ему?

— Репортер хитрит. Он дал телефон своей подружки Машеньки. А она ничего говорить не хочет. Мол, от баб я ему приветы не передаю, если есть дело, то выкладывай. Я ничего выкладывать не стала, а тянула из нее жилы. Не очень-то у меня это получилось, но Шурика она не видела со вчерашнего дня. Он взял у нее машину, красный «порше», и пропал. Ни слуху ни духу. Но мне удалось еще кое-что узнать. Подбила клинья к гаишникам. Получилось. Эта шикарная тачка, на которой разъезжает Шура Шелест, действительно принадлежит Маше. А фамилия девушки Менделевич. Она дочка Давида Менделевича. Замкнутый круг получается.

— Менделевич меня на порог не пустил. Мужик дрожит от страха. Сегодня умер в больнице еще один наш клиент — Виктор Зернов. Но и это еще не все. Убит при невыясненных обстоятельствах, и непонятно где, политический обозреватель Родион Омельченко. Но о его смерти газеты промолчали, о Зернове напечатали плачевную статью и дали некролог. Еще день — и нам искать будет некого.

— Подведем итоги… — глубокомысленно протянула Лика. — Итак, Зернов снарядил конвертами пять человек, а может, больше. Каждый из них должен был доставить свой адвокату Садальскому. Существовал еще один конверт с результатами экспертизы. Ты его привез прокурору, но погиб редактор Таманцев. Я привезла конверт от шофера Зернова. Осталось пять или четыре. Тот, кто посылал конверты, знал точно, сколько их существует, — это Зернов. Его мы тоже упустили, и он якобы умер. Однако я бы проверила этот факт. Получатель конвертов адвокат Садальский погиб. Мы так и не знаем, успел он перехватить хоть один из конвертов или нет. Если да, то он попал в руки убийц. Тут нас ждут главные трудности. Но есть еще такой кандидат в курьеры, как Шура Шелест, провалившийся сквозь землю. Давид Менделевич, обложенный баррикадами, и ныне покойный обозреватель Родион Омельченко. Я насчитала четыре. Нам не хватает пятого, а может, и шестого. Тебе не кажется, что мы не так много знаем, как хотелось бы?

— Ладно. Поехали.

— Поехали. Прошу вас, любезный детектив, идите: вас ждет хромоногая кобылка вашей бывшей жены.

— Эта кобылка сослужила нам неплохую службу, а бывшая жена тебя приодела…

Журавлев вышел из машины, уступив место за рулем девушке.

Минут через двадцать они подъехали к знакомому дому. Лика даже не стала выходить из машины. Она видела, как Вадим поставил «копейку» на место и вошел в подъезд.

Журавлев постоял возле почтового ящика с ключами в руках и все же счел неудобным поступать таким образом. Ключи и деньги надо передать в руки и сказать спасибо. Андрей никогда не был ревнивым мужиком и поймет все правильно.

Журавлев поднялся наверх и позвонил. Но вряд ли его звонок могли услышать. Из квартиры доносилась музыка. Пируют — аж стены трясутся. Железные нервы у соседей.

Вадим постучал, и дверь сама открылась. Он прошел в комнату, но никого в ней не оказалось. Магнитофон надрывался. Пришлось его выключить.

Свою бывшую жену с ее последним мужем он нашел на кухне, но не за праздничным столом, а мертвыми на полу. Их застрелили из пистолета. Мало того: он знал, что выстрелы производились из его пистолета, конфискованного милицией. У двери валялись фирменные гильзы от «вальтера».

Грешить на то, что Елистратов потерял его пистолет, а убийца его нашел, может только полоумный. Он вспомнил Светкины слова: «Что ты можешь оставить в наследство, кроме старого отцовского "вальтера"?» Наследство само к ней явилось. Она же не могла не видеть, из чего в нее целятся. Что она подумала в последнюю секунду своей жизни? С этим оружием Светлана была знакома больше десяти лет. Могла ли она предположить, что его пистолет когда-нибудь выстрелит ей в грудь

Журавлев вздрогнул. Тут гадать нечего, все ясно. Никому и никогда он так и не смог принести счастья.

Он ушел из дому, так и забыв оставить ключи и деньги. Злость и опустошение — и никаких иных ощущений.

Выйдя на улицу, Вадим ничего подозрительного не заметил. «Шкода» стояла на другой стороне. Он перебежал дорогу и сел в машину.

— Ничего интересного не видела?

— Нет, все тихо. Проехала белая «волга», притормозила у «копейки» и тут же умчалась.