— Откуда же у него деньги на такую машину?
— У него вообще нет машины и денег не бывает. Телка у него богатая. Дочка местного миллионера. Запудрил бабе голову, так она его и кормит, и поит, и свою машину дает. Страшный, как черт, а бабы по нему сохнут. Язык у него хорошо подвязан. Кому хочешь мозги запудрит.
— С Шелестом все ясно. Кого еще видел?
— Родиона Омельченко из Краснодара. Этого все знают. Важная персона. Политический комментатор с телевидения. Тоже: как в Сочи приезжает, всегда я его заправляю. Полсотни на чай подкидывает. Шикует мужик. Останавливается только в «Магнолии», держит марку. У него БМВ седьмой серии.
— Что такое «Магнолия»?
— Отель. Богатый отель.
— А у него квартиры нет?
— Так он же живет в Краснодаре. Там региональное телевидение. А в Сочи у них корпункт. Приедет на день-два, соберет материалы — и домой.
— Корпункт программы «Неделя»?
— Ну да.
— Кого еще видел?
— Больше не упомню.
— И за это спасибо. Мне бы твою память! За Омельченко тоже «волга» проехала?
— В том-то и дело.
Журавлев встал, похлопал парня по плечу и направился к своей машине. Сделав два шага, он вдруг остановился и вернулся назад.
— Послушай, Стас. Покажи мне свою машину.
— Ради Бога. Только на вашу «копейку» я ее не обменяю.
— Ясное дело.
Они зашли за легкое строение станции, и Журавлев увидел машину заправщика. Больше у него вопросов не возникло.
Когда он сел за руль, Лика спросила:
— Ну о чем можно разговаривать столько времени?
— Послушай, Звереныш, твоего Евгения Метлицкого зовут Шура Шелест. И я так думаю, что у него находится один из конвертов. Ведь он был вчера на приеме у Зернова, а потом устроил гонки с преследователями и ушел от них. Во всяком случае, мы знаем, что он жив. Уже хорошо. Теперь можно догадаться, что он делал возле дома Зернова с остальными репортерами. Скорее всего, он так же, как и я, опоздал к Садальскому и поехал сегодня к Зернову за новыми инструкциями. Никто из курьеров не знает, к кому в конечном итоге должны попасть конверты. Прокурор перемудрил со своей конспирацией. И если те курьеры, что еще живые, опоздали к адвокату, то они понятия не имеют, что им делать с докладом дальше.
— Мы можем позвонить Шелесту.
— Непременно. Я кое-что еще узнал. Но нам надо закончить с мелочами, а потом приниматься за главное.
Машина въехала в город.
— О каких мелочах ты говоришь?
— Мне нужно найти корпункт телепрограммы «Неделя».
— Хорошо. Что же мы будем терять время? Ты займешься Родионом Омельченко, а я буду искать Евгения Метлицкого. По-другому его не надо называть. Если он хочет быть Метлицким, пусть им будет. Стоит мне назвать его Шурой — как я его спугну. Ведь он не уверен на сто процентов в том, что ты не маньяк, а я не твоя сообщница.
— Прогресс налицо. Ты начинаешь входить в роль. Но пока секретаришь, на всякий случай запомни, что у него есть в городе краля, дочка какого-то богатея. Он пользуется ее машиной. Двухместный красный «порше».
— Тогда я его найду без проблем. А Метлицким он подписывается наверняка, чтобы его публиковали. Ведь Шелест в опале у властей, и под собственным именем его печатать не станут. Кому нужно портить отношения с властями? Сам говорил, что редакторы работают под диктовку, и мы в этом убедились.
— Еще одно очко в твою пользу. Журавлев остановил машину.
— Вылезай. Встретимся в пять часов у морвокзала. Там много народу, не будем мозолить любопытным глаза.
— Договорились.
Лика вышла. Когда машина отъехала, ей стало не по себе. Она поняла, что Дика уже рядом нет, и, конечно, он не придет к морвокзалу. На карие глаза навернулись слезы.
Вещей оказалось слишком много. Карлуша Угрюмый не мог позволить себе забрать все. Только один чемодан, не больше. Пришлось отложить пару костюмов, их место заняли другие, более ценные вещи.
Угрюмый сел на чемодан и придавил крышку своим весом, чтобы закрыть замки. Взвесив в руках груз, отметил, что тяжесть ноши превышает его физические возможности. Силы уже не те. За последние пять лет здоровье подкосилось. Пятьдесят четыре — это даже не сорок три. Возраст дает о себе знать. Угрюмов вновь раскрыл чемодан и вытащил еще несколько дорогих платьев от Кардена. Жаль, конечно, но ничего не поделаешь. Окинув взглядом содержимое чемодана, он пришел к выводу, что больше выбросить нечего: осталось только лучшее, и придется поднатужиться, иначе зачем он вообще нужен.
Прежде чем выйти в коридор, он еще раз окинул взглядом апартаменты. Вроде бы ничего не забыл. Часы на камине показывали четверть третьего. Время обеда, когда все курортники поедают фруктовые и овощные салаты, бифштексы и всевозможные супы. Время, когда официанты в ресторанах и кафе носятся как угорелые, толкая друг друга и бодаясь подносами, а утомленные солнцем отдыхающие выделяют пота столько, сколько выпили компота.
Угрюмый рассчитал, что через двадцать минут он уже будет на вокзале. Времени в обрез. Прихватив чемодан, он вышел в коридор. Отель словно вымер, но через полчаса он оживет.
Карлуша закрыл за собой дверь и направился к грузовому лифту. Ворсистый ковер приглушал его шаги. К сожалению, не только его, но и шедшего ему навстречу Петра Потапенко. Они столкнулись на середине, где сходились коридоры левого и правого крыла здания на углу. Нельзя сказать, что стукнулись лбами, так как Угрюмый был слишком маленького роста, а Потапенко — слишком высокого. Карлуша уткнулся в верхнюю пуговицу пиджака, вышедшего ему навстречу верзилы и от неожиданности выронил чемодан.